Читать книгу - "Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан"

опухоли, и теперь осталось самое сложное. Даже со своим суперзрением я не могу разглядеть, где кончается опухоль и начинается мозг. Это не самая лучшая аналогия, но если вы когда-либо ели стейки с привередливым в еде человеком, то наверняка видели, как он обрезает большие куски мяса…

– Зачем ты это делаешь?

– Не люблю жир.

– Это не жир.

– Нет, жир.

– Да нет же. Попробуй.

И так далее и тому подобное…

В нейрохирургии нельзя просто «попробовать», а потом выплюнуть, если не понравится. К тому времени урон будет уже нанесен. Есть, однако, другие варианты. Ультразвуковой сканер отлично улавливает мельчайшие различия в структуре тканей, что чрезвычайно полезно, когда есть опасность повредить кровеносный сосуд или какую-то важную структуру. Например, на границе мозга и опухоли.

Устройство размещается прямо в мозге, а изображение появляется на экране. Взгляд вверх, взгляд вниз, и я срезаю пару миллиметров. И так несколько раз. Я вижу слой примерно в пару сантиметров толщиной, который вроде как можно смело удалить. Чем ближе к границе, тем большая требуется точность, иначе можно легко повредить функции детского организма.

Я подхожу к границе максимально вплотную. Когда девочка подрастет и окрепнет, мы сможем попробовать уничтожить то, что осталось от опухоли. Цель операции – избавить мозг от создаваемого новообразованием избыточного давления. С этим мы справились.

Операция подошла к концу. Я не буду знать наверняка, как она прошла, пока ребенок не проснется, но у меня хорошее предчувствие. Я отхожу, чтобы ординатор все вычистил и поставил на место вырезанный участок черепа, в то время у меня над ухом вопит Rage Against the Machine[37]. Неплохой выдался день. Наша работа подарила этой пациентке, которой изначально было не прожить больше полумесяца, шанс на более долгую жизнь.

Мы сделали все, что могли. Что более важно, мы не перестарались. Я не перестарался. Очень заманчиво метить на Луну, когда ты еще на Земле, но это может привести к катастрофическим последствиям. И я знаю это по личному опыту…

7

Все, что делает нас людьми

Мне нельзя доверять. Так, по крайней мере, я говорю своим младшим врачам. Точно так же я говорю, что мне нельзя доверять им. Лишняя пара глаз или ушей в нашей работе никогда не повредит. Когда ординатор показывает мне снимки, я перепроверяю, правильно ли они расположены. Затем я говорю сделать это и самому ординатору. Может, я даже попрошу взглянуть на них операционную медсестру.

Странное дело. Дома я вечно устраиваю бардак. Будь у меня возможность, я бы сидел целый день напролет в трусах на диване и смотрел «Симпсонов». На работе же я невероятно дотошен. Любую мелочь я проверяю, перепроверяю и проверяю еще пару раз. Затем я прошу проверить кого-нибудь еще из присутствующих. Даже такие простые вещи, как расположение опухоли – справа или слева?

– Итак, на томограмме видно, что опухоль с левой стороны головы. Вы согласны?

– Да, – отвечает операционная медсестра.

– Вы? – спрашиваю я.

– Да, – кивает анестезиолог.

Не то чтобы я думал, будто ребята из отделения МРТ плохо справляются со своей работой. Просто я предпочитаю самостоятельно все контролировать и не верить никому на слово. В нашей работе пути назад нет. Мы не можем попробовать заново. Если я что-то вырежу, назад этого не вернуть. Так всем, кто со мной работает, я говорю одни и те же напутственные слова:

– Не нужно мне доверять из-за того, что я ваш начальник. Если вам покажется, что я собираюсь сделать что-то не то, какую-то глупость, кричите. Остановите меня. Я полагаюсь на вас. Более того, на вас полагается пациент. Даже учителя допускают ошибки. Мы – команда. Все наши победы и поражения являются общими.

Это искренние слова, полное осознание важности которых приходит с годами. Став консультантом, врачи не получают внезапно все знания мира. Ординаторы могут проработать к тому времени шесть, восемь, десять лет, достичь определенного уровня. На этом, однако, профессиональный рост не останавливается. Единственный путь к развитию – это продолжать набираться опыта. Больше операций, больше пациентов, больше обучения – и, так как речь идет о живых людях, больше ошибок. Самое главное – это учиться на них и никогда не повторять.

Не думаю, что какое-либо из моих решений кто-то из коллег назвал бы «безумной ошибкой». Вместе с тем, оглядываясь назад, я понимаю, что мой выбор не всегда был оптимальным. Об одном из таких решений я продолжаю думать по сей день.

Я уже говорил, что никогда не даю обещание «вылечить». Тем не менее, когда мы оперируем, нам действительно нужно попытаться удалить как можно бо́льшую часть опухоли. Это наша работа. Разумеется, нужно быть начеку – стоит перестараться, и мы рискуем нанести пациенту травму, с последствиями которой ему придется иметь дело до конца своих дней. Чрезмерная осторожность, с другой стороны, способна эту же самую жизнь значительно укоротить.

Разумеется, одна из важнейших вещей, которым мы учимся, – это осознание границ своих возможностей, но подобное знание дается нелегко.

Как правило, чем старше становится хирург, тем более осторожным он может быть в своих действиях. Наверное, так проявляется следствие того, что с годами работы накапливаются пациенты, получившие неврологические повреждения. Тогда же я был еще совсем молодым консультантом, и половину своей жизни я готовился к тому, чтобы оперировать.

Если работа над случаями возможного насилия над детьми в Торонто, а затем в Оксфорде меня чему-либо научила, так это тому, что никогда нельзя прекращать перенимать идеи других людей.

Я штудировал медицинские журналы со всего мира, а каждую свободную секунду занимался поисками новых открытий или гипотез в интернете. Когда я только стал консультантом, я прочитал множество статей об американской системе здравоохранения. Конечно, она во многом завязана на страховании, но при этом американские больницы из года в год демонстрируют невероятно высокий процент «успешного» лечения опухолей. Наши показатели в Великобритании меркли на их фоне.

Я обсудил данный вопрос со своим наставником и старшим консультантом Питером:

– Как ты думаешь, в чем дело?

– Ну, очевидно, американские больницы частные, так что им приходится, как и в любом другом бизнесе, гнаться за деньгами. А рекордные успехи уж точно способствуют их притоку.

– Но почему они настолько успешные? Почему у нас нет таких показателей?

Он посмотрел на меня слегка разочарованно:

– Потому что в этой стране мы не рискуем жизнями своих пациентов ради денег.

Казалось, Питер противоречил сам себе, хотя я понял его мысль. НСЗ платила мне зарплату, как делала это десятилетиями. От нас не